Представьте, что вы на званом ужине и начинаете общаться с кем-то, кого не видели много лет. Пытаясь быть хорошим собеседником, вы спрашиваете его: "Итак, чем вы занимались в последнее время?" На что он отвечает: "О, много чего, но самое крутое, чем я занимался, — это масса исследований темной материи".

Приостановите сцену. Как вы думаете, что он имел в виду, когда говорил "исследование"? Он имел в виду, что читает статьи в Википедии? Он имел в виду, что проводит ночи в библиотеке, просматривая учебники по физике? Или он имел в виду, что регулярно оказывался глубоко под землей, работая на ускорителе частиц? На нашем языке слово "исследование" можно разумно интерпретировать любым из этих способов. Буквально это слово означает только усердный поиск чего-либо (поиск) и повторный поиск (повторный поиск). Однако каждая из этих интерпретаций совершенно различна и подразумевает разные процессы, разные виды усилий и разный уровень знаний.

Теперь представьте, что вы учитель начальной школы, и ваш директор приходит к вам в кабинет за словом. Она очень рада, потому что только что узнала о новой программе чтения и считает, что она значительно поможет вашим ученикам улучшить понимание и беглость речи. "А знаете ли вы, что самое лучшее?", — энергично спрашивает она. "Это основано на исследованиях. Таким образом, будет легко добиться от округа разрешения на приобретение нами такого оборудования для каждой классной комнаты".

Снова приостановите сцену. Как вы думаете, что она имела в виду под словами "основано на исследованиях"? Она имела в виду, что программа была разработана на основе принципов грамотности, изложенных в исследовательской литературе? Имела ли она в виду, что компания, создавшая программу, также написала информационный документ о том, как группе учителей они подарили программу и сочли ее полезной? Она имела в виду, что рыночный аналитик связался с предыдущими клиентами и спросил их, насколько она им понравилась? Или же она имела в виду, что непредвзятая сторонняя организация провела рандомизированное обучение в классах, чтобы выяснить, как программа влияет на результаты стандартизированных тестов по чтению? И если это так, то насколько валидным был тест, насколько значительно улучшилось положение учащихся благодаря программе и все ли учащиеся получили одинаковую пользу?

Опять же, даже в условиях профессионального образования термин "исследование" может означать множество вещей, позволяя заинтересованным сторонам в той или иной форме выдавать за "научно обоснованное" практически все, что угодно. Это, возможно, отождествляет самый продуманный и тщательный экспериментальный проект с самой поверхностной проверкой ценности продукта из уст в уста. Вы, наверное, догадываетесь, в чем проблема.

Что такое исследование?

Если термин "исследования" применять к образованию слишком широко, то внезапно все может считаться исследованием. Чтение поста в блоге — это исследование, вопрос другу — исследование, заметив заголовок — исследование, и все это можно перевести в один ряд с глубоким многолетним этнографическим исследованием, посвященным изучению опыта малообеспеченных слоев населения. Из-за такой неточности и волей-неволей использования этого термина строгость и влияние исследований теряют убедительность и заставляют нас думать, что мы говорим об одном и том же, хотя, возможно, и не говорим об одном и том же.

И наоборот, если мы будем использовать термин "исследование" слишком узко, мы также можем упустить действительно значимые и проницательные примеры исследований, необходимых для продвижения вперед. Например, если мы предположим, что рандомизированные контролируемые исследования, проводимые в стерильной лаборатории, являются единственными видами деятельности, которые действительно следует считать исследованиями, то где мы будем разрабатывать теории, которые будут использоваться для обоснования этих испытаний, и как мы можем быть уверены, что результаты этих испытаний будут работать в оживленных, грязных (нестерильных) классах? Таким образом, хотя, по-видимому, существует очевидная необходимость в более узком определении исследований, чем в обычном языке, мы должны быть осторожны и не описывать их так узко, чтобы потерять ключевые преимущества.

Всякий раз, когда исследователи образования используют термин "исследование", мы иногда имеем в виду разные значения (отдавая предпочтение определенным методам или сосредоточению внимания на конкретных проблемах; см. Phillips, 2006), но, похоже, справедливо предположить, что в целом мы согласны по крайней мере в четырех вещах:

Во-первых, исследования действуют как форма исследования (Mertens, 2010). Процесс проведения исследования заключается в том, чтобы задавать вопросы и искать ответы (Creswell, 2008). Мы можем сделать это, вслух задав вопрос учащемуся, полагаясь на его собственные отчеты, чтобы найти ответ, или сформулировав свой вопрос в виде экспериментального теста, используя собственные наблюдения для его поиска. Мы можем задать широкий вопрос, например "что происходит в начальной школе Завалы", или задать узкий, конкретный вопрос, например: "Значительно ли использование технологии X повышает успеваемость шестиклассников по тесту Super Valid Measure of Visible Learning (SVMVL)?" В ходе исследования мы можем задать один вопрос, а можно задать несколько вопросов. В этом отношении исследователи действуют по-разному, но все мы задаем вопросы, чтобы найти ответы.

Во-вторых, исследования носят систематический характер (Mertens, 2010). Пытаясь ответить на наши вопросы, мы предпринимаем конкретные и преднамеренные шаги. Мы не просто кричим в стену: "Реальны ли стили обучения?!" и ожидаем, что вселенная ответит. Вместо этого мы поэтапно подходим к ответу все точнее, например, предложим: "Если бы стиль обучения был реальным, то составление инструкций по стилю обучения должно помочь учащемуся лучше успевать", а затем предпринять необходимые шаги для проверки того, так ли это.

В-третьих, исследования поддаются аудиту. По мере того как мы систематически отвечаем на вопросы, мы документируем предпринимаемые нами шаги и то, как они соответствуют системным подходам, применяемым другими в прошлом, или отличаются от них. Таким образом, процесс, по которому мы шли, от начала до конца или от вопроса к ответу, становится заметным для всех, кого может заинтересовать наш вопрос. Это позволяет им проанализировать любой предпринятый нами шаг и определить для себя, следует ли доверять найденному нами ответу.

В-четвертых, исследования носят эмпирический характер. В отличие от других форм исследования, которые действуют исключительно во внутреннем сознании исследователя, таких как художественное выражение подсознания или генерирование математических доказательств, исследования в области образования основаны на фактах, наблюдаемых во внешнем физическом и социальном мире. Это означает, что исследования включают наблюдение или анализ людей или вещей, а не только идей, и хотя создание теории, синтез литературы и критическая рефлексия сами по себе могут быть ценными видами деятельности, их можно назвать только исследованиями в области образования, поскольку они сочетаются с эмпирическим анализом людей или социальных институтов.

Объединив эти части, мы можем составить довольно простое и понятное определение исследований в области образования как "систематического, поддающегося аудиту, эмпирического исследования", которое проводится в сфере образования, например, для решения проблем, затрагивающих учащихся, преподавателей или их образовательные учреждения.

Для кого мы проводим исследования?

Подчеркивая систематичность, проверяемость и эмпирическую проверку, это определение подразумевает, что, проводя исследования, мы проводим их с целью повлиять на мышление других. То есть, если мы находим ответ, мы хотим, чтобы другие доверяли нашему ответу и чтобы они сочли его убедительным или убедительным, исходя из использованного нами процесса. Это может еще больше усложнить ситуацию в сфере образования, поскольку предполагаемая аудитория, для которой мы проводим исследования, может представлять собой самых разных людей, заинтересованных в образовании, включая учителей, учащихся, родителей, политиков, администраторов или широкую общественность.

Проблемы в сфере образования сложны отчасти потому, что они влияют на различные заинтересованные стороны, а также потому, что они существуют в сложных и уникальных социальных институтах (например, школах, университетах, сообществах) и затрагивают различные области дисциплинарных знаний (например, поведенческую психологию, социологию, педагогическую практику, разработку учебных программ). Таким образом, попытка решить хотя бы одну проблему в сфере образования может включать использование нескольких областей знаний, осуществление мероприятий во многих уникальных социальных институтах и попытку повлиять на различные заинтересованные стороны. Для исследователей это означает, что по завершении исследования мы можем записать свои результаты в журнальную статью, на которой смогут ознакомиться другие исследователи, кратко изложить наши выводы для политиков, опубликовать краткое практическое руководство в блоге для родителей или учебном журнале или взять интервью у журналистов о значении нашей работы для общества. Такая сложность отличает образовательные исследования от исследований во многих других областях, потому что ожидаемая аудитория наших исследований очень разнообразна, и это влияет на то, какие вопросы мы будем задавать, как мы будем отвечать на них и где мы будем сообщать свои ответы (Floden, 2006).

Оказывается, у каждой из этих аудиторий совершенно разные ценности, ожидания и практики в области исследований, и, будучи исследователями, мы часто проводим исследования для разных аудиторий для достижения наших целей. Например, другие исследователи из нашей аудитории оценят работы, в которых содержится "тщательно продуманная разработка, достоверные данные и выводы, основанные на осторожных и ответственных выводах" (Plank & Harris, 2006). Исследователи также любят вникать в нюансы и признают важность контекста для обеспечения достоверности своих результатов, а это значит, что они могут быть сдержаны в формулировании радикальных политических предложений или стратегий реформ, которые будут эффективны в любой ситуации. Кроме того, исследователи, как правило, выбирают научные журналы в качестве издательских площадок как для того, чтобы сделать свои работы доступными для других исследователей, так и для выполнения строгих научных требований, предъявляемых к ним в учебных заведениях при поступлении на работу и продвижении по службе.

С другой стороны, специалисты-практики, такие как учителя, разработчики учебных программ, разработчики учебных программ и другие специалисты в области образования, оценят возможность применения результатов исследований к их текущим потребностям и контекстам. Учителям будет безразлично, отстают ли успеваемость в области точных наук по всей стране, если их собственные ученики показывают удовлетворительные результаты. Кроме того, если они не считают, что эти решения окажутся эффективными или не смогут быть реализованы в конкретных условиях, они не станут использовать предполагаемые решения проблемы отставания в успеваемости в своих классах. Поскольку этот контекст очень важен для учителей, они с большей вероятностью будут доверять своим коллегам (которые ближе к своему окружению), чем профессиональным исследователям (которые могут быть более информированными, но в то же время более отдаленными от контекста). Это не означает, что специалисты-практики враждебно относятся к новым исследованиям или сопротивляются изменениям, а в том, что применимость — их главный руководящий приоритет, а исследования, игнорирующие контекст или абстрактные отчеты, обычно игнорируются.

В третью группу политиков, как правило, проявляют большой интерес к конкретным исследовательским вопросам, отражающим текущие проблемы, волнующие широкую общественность, но такой интерес обычно мимолетный, и "по мере смещения общественного внимания они быстро переходят к другим вопросам" (Plank & Harris, 2006). Политики будут ценить исследования, совместимые с их прежними убеждениями и обязательствами, своевременные, простые, имеющие четкое практическое значение и поддающиеся обобщению за пределами конкретных контекстов (Plank & Harris, 2006). Это приводит к очень грубым или упрощенным интерпретациям результатов исследований, в которых могут отсутствовать нюансы или инженерная точность, а также отражает ограниченное доверие к научным выводам, согласно которым "мнение тети Минни может иметь такое же или большее значение [по сравнению с опубликованным исследованием] из-за того, что она 30 лет проработала учителем или родителем" (Plank & Harris, 2006).

Наконец, широкая общественность — это четвертая потенциальная аудитория исследований, которые определяют, что волнует политиков и что должны делать практикующие врачи (например, когда родители наделяют школьные советы полномочиями). Как и некоторые другие группы, широкая общественность имеет ограниченное понимание методологии исследований и ограниченный интерес к научным журналам и доступ к ним. Это означает, что они обычно полагаются на популярные новостные агентства, такие как телевизионные новостные ленты, новостные сайты и популярные блоги, чтобы освещать только те результаты исследований, которые представляют широкий интерес, и обобщать методы и результаты исследований таким образом, чтобы они были понятны и связаны с социальными и политическими темами современности. Кроме того, такие издания будут сильно предвзято относиться к исследованиям, результаты которых кажутся новыми, вызывающими беспокойство или спорными, поскольку они с большей вероятностью привлекут читателей и будут способствовать распространению интересной псевдонауки и развенчанных убеждений в реальной науке (см., Willingham, 2012). Таким образом, исследование, посвященное подготовке студентов к обучению в области точных наук, может быть опубликовано популярными новостными агентствами только в том случае, если оно противоречит современным представлениям, связано с популярной политической повесткой дня или предполагает кризис (например, "экономика США становится менее конкурентоспособной из-за плохой подготовки к работе в области точных наук"). Это означает, что исследования будут тесно взаимосвязаны с широкой публикой, и большинство людей будут читать только те результаты исследований, которые были преднамеренно проанализированы, сопоставлены и переименованы с учетом многоуровневой редакционной предвзятости, что приведет к общему недопониманию или искажению результатов исследований, что, в свою очередь, повлияет на формирование политики и практику в результате общественного давления.

Такие различия между потенциальными исследовательскими аудиториями часто вызывают сожаление, но в демократических обществах они могут быть необходимы и заслуживают уважения. Нельзя с полным основанием ожидать, что выборные должностные лица, специалисты-практики и широкая общественность будут изучать и оценивать исследовательскую литературу так же глубоко, как ученые, поэтому ответственность за устранение любых таких пробелов ляжет главным образом на ученых, чтобы "сделать свои работы более доступными и полезными для [других] аудиторий" (Plank & Harris, 2006). Таким образом, исследователи не могут заниматься только публикацией журнальной статьи и заниматься исследовательским процессом, но интерпретация и распространение результатов среди разнообразных и широких аудиторий также должны быть неотъемлемой частью исследовательского процесса. О том, как это делается с помощью различных источников публикаций, будет подробнее рассмотрено в последующих главах, посвященных исследовательской отчетности.

Что делает исследователя в сфере образования хорошим?

Исследования выполняют несколько важных функций в нашем обществе, таких как расширение общих знаний, улучшение практики и информационное обеспечение политических дискуссий (Creswell, 2008). В отличие от других областей исследований, в которых исследования могут проводиться исключительно с целью познания мира (например, изучение природы такими натуралистами, как Торо), исследования в области образования, как правило, начинаются с определенных предположений и целей, в основе которых лежит золотая предпосылка, согласно которой исследования направлены непосредственно на улучшение образования.

Понятие "улучшение образования" может отличаться в зависимости от людей, проектов или контекстов и может включать в себя множество целей, включая улучшение качества учебных программ, повышение равенства, сокращение расходов, улучшение жизни людей или улучшение экономики. Однако какими бы ни были эти основополагающие цели, исследования в сфере образования уникальны как дисциплина, поскольку они направлены на объединение систематического сбора и анализа данных для улучшения образовательных результатов, либо путем информирования о том, что необходимо сделать, либо придать легитимность тому, что уже происходит. Как правило, исследователи занимаются социальными проблемами и вопросами, которые могут быть очень сложными и крайне политизированными, такими как выбор школы, расовая сегрегация, экономическое неравенство, индивидуальные различия между учащимися, стандартизированное тестирование и т. д., и требует от исследователей тщательного и продуманного решения проблем с помощью критическое мышление, а также оказание социального влияния на мир, чтобы он стал лучше с помощью пропагандистской деятельности .

Эта двойная миссия исследователей образования поначалу может показаться странной для новичков в этой области, потому что западные исследовательские нарративы исторически считали исследователя объективистом, наблюдающим за миром на расстоянии, например, древнего белого человека в башне из слоновой кости, смотрящего на массы в телескоп. Такие монашеские взгляды исследователя подчеркивают его (да, свою; о роли гендера в исследованиях в сфере образования мы поговорим в следующей главе) роль беспристрастного наблюдателя, который должен быть физически отделен от предрассудков и проблем современности, чтобы беспристрастно анализировать состояние мира с привилегированной позиции. Обоснование такой точки зрения заключается в том, что для того, чтобы дать миру рациональное и достоверное руководство, исследователь должен не допускать искажения его рациональных суждений и беспристрастного анализа фактов как таковых, так и близких. Благодаря такому разделению такие нарративы пытаются представить исследователя как типичного критического мыслителя, чисто аналитической машины, бесчеловечного полубога или мозга в чане, чтобы мы могли с уверенностью доверять его вдумчивым, беспристрастным и справедливым суждениям.

Тем не менее, хотя критическое мышление действительно является необходимым требованием исследователя, рассматривать критическое мышление как несомненную добродетель, а монашеские подходы — как единственный или даже лучший способ познания, кажется сомнительным. В последующих главах я подробнее расскажу о способах познания, а в заключение приведу краткое объяснение того, почему критическое мышление и пропаганда должны работать в тандеме как наиболее полезный и значимый путь вперед для исследователей образования.

Все люди ежедневно сталкиваются с проблемами, требующими критического мышления. Критическое мышление характеризуется тщательным взвешиванием альтернатив и доказательств, отказом от преждевременных выводов и попытками понять, как наши собственные предубеждения и предположения о мире могут повлиять на то, что мы переживаем (см. рис. 1). Такие процессы требуют согласованных интеллектуальных усилий и могут привести нас в состояние паралитической неопределенности, когда мы охотно воздерживаемся от принятия решений и принятия решений до тех пор, пока не сможем полностью взвесить, какой продукт купить, какой класс пойти, какую книгу почитать, какой фильм посмотреть, с кем поговорить или какие слова использовать. Такие мероприятия необходимы для нашего благополучия, потому что без них мы бы регулярно закупали продукты с истекшим сроком годности, разговаривали с людьми на непонятных им языках и, как правило, тратили время на дела, которые приносят мало пользы или вообще не приносят никакой пользы. Тем не менее, мы используем критическое мышление, чтобы прийти к разумному выводу, и если мы не можем прийти к какому-либо выводу, то правильно ли мы все сделали?

Предположим, у меня осталось несколько часов. Я включаю сервис потокового видео и начинаю просматривать список фильмов. Если я потрачу все свое время на поиск вариантов, но так и не остановись на том, что посмотреть, то успешно ли я применил критическое мышление? Возможно, я взвесил все возможные варианты, прочитал краткие обзоры, просмотрел рейтинги и посмотрел фотографии на обложках, но если в результате этого процесса не будет принято решение, на основании которого я затем начну действовать, то стоило ли затраченных усилий? Если мы с вами начнем разговор и я буду негласно смотреть на вас в течение 10 минут, потому что пытаюсь выбрать наиболее подходящие слова, то вы бы похвалили меня как великого критического мыслителя?

Критическое мышление существует для одной цели: информирования о действиях. Как объясняет Ребер (2016), "мыслители могут слишком много обдумывать", что приводит к худшим результатам и предполагает, что нам нужен "критерий, определяющий, когда следует остановиться" (стр. 29). Таким образом, при правильном применении критическое мышление — это временное бездействие, которое предпринимается для принятия более обоснованных мер. Если за этим не последовало никаких действий, как в случаях крайнего интеллектуального скептицизма, цинизма и паралитического социального поведения, о которых говорилось выше, то такой паралич следует расценивать не как критическое мышление экспертов, а как неудачное критическое мышление. Иными словами, критическое мышление служит своей цели только в том случае, если оно побуждает нас выступать в защиту чего-либо, выбирая, какой фильм посмотреть, какие слова сказать или какую образовательную инициативу отстаивать.

Переходя от критического мышления к пропаганде, мы (опять же) временно принимаем уверенные меры по решению проблем, которые пытаемся решить, и действуем в соответствии с рекомендациями нашего критического мышления. Это может означать принятие мер вмешательства, выступление за изменение политики или написание провокационной статьи. Мы смело используем полученные знания и пытаемся претворить их в жизнь. Однако как только мы это сделаем, главное, что мы сможем сохранить свою прежнюю позицию в качестве исследователей в сфере образования, заключается в том, что в следующем движении мы всегда возвращаемся к критическому мышлению, проявляем готовность критически анализировать новые данные, оценивать, как наши движения вперед повлияли на достижение наших целей, и так далее.

В результате этого постоянного движения вперед в пропаганде и критическом мышлении возникают образы двух танцоров, эстетически перемещающихся по сцене. На макроуровне происходит движение, перемены, и, в конце концов, танец доводится до прекрасного финала, несмотря на то, что маленькие шаги танцовщиц движутся вперёд и назад во всех направлениях. Это совсем не то же самое, что регламентированная пропагандистская деятельность или бесконтрольный взгляд в сторону критического мышления, поскольку каждый из этих двух важнейших компонентов исследований работает сообща и ведет нас к желаемому результату.

Мы танцуем этот танец не для того, чтобы внушить миру с нашей башни, что мы понимаем массы лучше, чем они сами, и не для того, чтобы снова кричать к башне: "Нет, спасибо, у нас все разобралось!" Напротив, лучшие исследователи в области образования постоянно пытаются переходить к критическому анализу фактических данных, выступать за улучшение ситуации, отступать от критического анализа новых данных и предположений и так далее.

Ссылки